Широкий (для документального фильма) российский прокат картины о самоуправстве американских спецслужб отчасти напоминает старый советский анекдот про свободу слова: «В Америке любой может выйти к Белому дому и крикнуть, что Рейган дурак. - Ну так и в СССР любой может выйти на Красную площадь и крикнуть, что Рейган дурак!».
Поэтому хочется обратить внимание прежде всего не на разоблачения как таковые, а на их последствия, которым в фильме отведено немало места: обсуждения в прессе, парламентские расследования, публичные увертки и оправдания высших должностных лиц вплоть до президента Обамы. Пафос картины Пойтрас (очень спокойной и ровной по интонации) не столько в том, чтобы заклеймить деятельность АНБ и правительства, выдавшего спецслужбам карт-бланш, сколько в том, чтобы показать: на ваши шпионские маневры у нас есть ответ в виде инструментов демократии, независимой прессы и гражданского общества; вы будете пытаться установить над нами тотальный контроль, мы будем защищаться, публично рассказывая, как вы это делаете. Потому что свобода сегодня, как сказано в фильме, - это privacy, частная жизнь. То есть посыл Citizenfour не негативный (смотрите, какой ужас), а конструктивный (давайте работать, чтобы демократия не кончилась совсем).
Хотя действительно - ужас. То, чем нас пугали фантастические антиутопии, случилось. Если вы чем-то привлекли внимание правительства (например, гражданской активностью), любую информацию о вас можно получить мгновенно. Если вы хорошо шифруетесь - дня за два. Куда ходили, что говорили по телефону, с кем и о чем переписывались, что искали в интернете. В фильме есть сцена лекции для участников Occupy Wall Street, где докладчик рассказывает о linkability - возможности отследить местонахождение, передвижение, круг общения любого человека, используя связки между его электронными устройствами и разного рода идентификаторами (например, пластиковыми картами). В другом месте Сноуден говорит, что система способна не только давать информацию о прошлом и настоящем, но и в какой-то степени строить проекции в будущее. То есть мы уже в романе Филипа Дика. И хотя Citizenfour состоит по большей части из разговоров в гостиничном номере (Лора Пойтрас и журналист The Guardian Гленн Гринвальд летали к Сноудену в Гонконг и в Москву) и трансляций различных дебатов, картина смотрится как триллер. Не потому, что на экране периодически показывают электронную переписку шифровками, а потому, что сам сюжет типичен для триллера: одиночка-профессионал бросает вызов системе. Только не дерется и стреляет, как Джейсон Борн, а сидит на кровати в гостинице и комментирует горячие новости, источником которых стал.
Принципиально, что о самом Эдварде Сноудене мы почти ничего не узнаем: это не важно. Ему 29 лет, он американец, родился в семье военных. У него непослушные волосы, отчего все время кажется, что Сноуден только что проснулся. У него есть девушка, которой наконец-то удалось приехать в Россию.
Ее лицо нам показывают издалека, сквозь открытое окно на обшитой вагонкой кухне-террасе. Рядом Сноуден. Из кастрюли на плите идет пар. За пределами освещенного прямоугольника - темнота подмосковной ночи. В этом кадре вдруг возникает ассоциация с финалом «Соляриса» Тарковского. Помните? Герой Баниониса подходит к родительскому дому и видит в окне отца, в комнате идет дождь. А потом камера отъезжает, поднимается, и дом с окрестностями оказывается островком в океане. Примерно так же могла бы выглядеть картина «Сноуден в России» - и не случайно, что Лора Пойтрас почти так ее и показала.